– Мам, а что с ними? Это в Москве?
– Да, на юго-западе. Бандитские разборки.
– А почему у них головы такие? Подожди, не закрывай… Двойное убийство… глаза… садистская расправа… до неузнаваемости… Мам, а что такое садистская?
– Денис, это не наше дело, пусть они выясняют отношения, а нам до этого дела нет. Это бандитские войны.
– Да? А не наш ли Морочка им глаза вырвал? А? За то, что они хотели нас убить? Зуб даю, что это Морка их так!
– Какой зуб? Динечка, прекрати молоть всякую чушь! Дай… дай… где зажигалка?.. А сигареты… Какой еще зуб? Больше не смей говорить подобную чушь! Дай сюда газету!
– Морка, Морка! Иди сюда, бандит? Что ты делал сегодня ночью, признавайся!
– Кр-рови! Мор-р! Кр-рови!
– Во, мам, видишь, Морка во всем сознался! Он р-раскололся!
– Он просто есть хочет. Вот лучше бы его покормил…
– Ничего он не хочет, вон потр-рогай, какое пузо!
– Не буду я его трогать!.. Ты уроки сделал? Иди помой руки.
– В воскр-ресенье сделаю. Мам…
– Ничего не хочу знать!.. Дай мне спокойно покурить… Отсядь, не дыши дымом… А еще лучше посиди пока в своей комнате.
– Так у вас все равно вся спальня прокурена. Мам, а мам?..
– Что?
– А можно я спрошу?
– О чем?
– Обо мне.
– О тебе? А что именно о тебе?
– А-а, ты сначала докури, а потом я спрошу.
– Ну хорошо, тогда погоди минутку. Мор!.. Я тебе клюну сейчас, чучело бандитское, я тебе так клюну!.. Динечка, унеси Мора к себе, видишь, Ленька испугался… Ах ты старичок мой, старичок… Напугал тебя злой Морище… уноси, уноси… я через пять минут приду…
– … Мам, а Морке сколько лет?
– Не знаю, лет триста-пятьсот, это у папы нужно спросить.
– А Леньке?
– Леньке? Папа говорит, что три тысячи лет, как минимум, а может и больше.
– А тебе?
– Мне двадцать восемь. Тебе девять. Ты это хотел спросить?
– Нет.
– А что? Сколько папе лет?
– Нет, точнее да… но потом. Я знаю, что ему очень много. Мам… А вот эти люди хотели нас… меня убить?
– Все уже позади, сынуля, успокойся, мой дорогой… Никто уже…
– Я знаю, что никто уже. Мам, а вот если бы меня убили – ты бы огорчилась?
– Что?.. за… Гос… как тебе в голову такое…
– Ну скажи… Тебе было бы плохо? Скажи по-честному?..
Никогда Денис не сможет забыть то утро, те минуты: мать вздрогнула, и без того всегда бледная, цветом щек и лба стала похожа на свечной парафин, глаза ее распахнулись настежь, зрачки залили всю радужную оболочку, она страдальчески замычала сквозь сомкнутые губы, замотала кудрявой головой и вдруг замерла, глядя сквозь сына.
– Мне теперь всегда плохо. Вот уже девять лет… И что бы ни случилось, хоть так, хоть эдак, мне будет плохо. Всегда. И никак иначе. Проклята, проклята, проклята. – Мамин свистящий шепот испугал Дениску, он не вдумывался в смысл всех слов, он только понял: ему девять, лет и маме плохо девять лет.
– Мам, ты меня не любишь?..
Мать осеклась… внезапно прижала сына к себе, слезы потоком хлынули на Денискину макушку, она завыла в голос; Дениска крепился несколько секунд, но тоже – сначала захлюпал носом в маминых объятиях, а потом и сам уцепился за шею и в полную силу присоединился к маминым рыданиям. Из соседней комнаты примчался, шурша обоями, Ленька, пристроился, приткнулся к ним сбоку, опасливо блестя на ворона фасеточными глазами, но Мор, против обыкновения, даже не пошевелился – так и сидел нахохленный и надменный у себя на насесте да сердито смотрел в единственное незашторенное окно, где в вязком сером мартовском дне бултыхался небольшой лоскут веселого синего неба.
* * *
Петербург, совсем не такой волшебный, как на открытках, показался Денису мокрым, серым, запущенным… И бедным, в сравнении с Москвой… И сонным, в сравнении с ней же… Но через несколько месяцев разочарование нищетой и неуютом постепенно сошло на нет, забылось, а еще через пару лет – не было у Санкт-Петербурга более горячего патриота, чем Диня Петров, учащийся физико-математической гимназии № 30, что на Васильевском острове. А жили они в самом центре, в старинной петербургской квартире с окнами прямо на Марсово Поле. По слухам, в том же доме жил Алексей Герман, но Петровы ни разу его не видели. Мать по-прежнему нигде не работала, но уже не сидела дома затворницей, как было, пока Денис был маленький, а отлучалась надолго, в магазины, в музеи. Но в темное время суток за пределы квартиры она выходила только в исключительных случаях и только в сопровождении своего брата, дяди Славы, который приехал в Питер откуда-то из провинции и жил холостяком в соседней квартире. Был этот дядя Слава чрезвычайно молчалив и обликом гораздо больше походил на папу, чем на маму: кряжистый, плотный, с небольшой головой посреди необъятных плеч, но сантиметров на десять выше отца. Дениска, пока был помладше, часто ревниво думал – кто из них сильнее, дядя Слава или отец, болея, разумеется, за отца, но никогда они не мерились силой и не боролись. А дядя Слава вроде бы устроился работать к отцу, во всяком случае – подчинялся ему беспрекословно. И маму слушался… Одно время он, по маминому настоянию, стал всюду сопровождать Дениса, но, уже учась в седьмом классе, Денис заартачился и запретил дяде Славе ходить за ним тенью, у него Морка есть. Денис помнил, как по этому поводу раздраженно шептались предки, но в конце концов все осталось так, как хотел Денис. Вообще он заметил, что с каждым годом ему становится все легче отстаивать перед родителями свою точку зрения, что все чаще родители соглашаются с ним, даже если не согласны. Но в случае с охраной в лице маминого брата даже и возражений особых не было, во всяком случае, со стороны отца. Обстановка, как понял из их разговоров Денис, была спокойная и на улице и дома, не в пример Москве. Только дважды за все эти годы в Ленькины сети попалась добыча: выжившая из ума кикимора из соседнего дома, ушедшего на капремонт, и навка, невесть как попавшая на невские берега из Приднепровья. Отец лично допросил тварей и, узнав от них что смог, отдал обратно Леньке. Когда ему исполнилось тринадцать, отец, прерываемый мамиными репликами, объяснил ему, что он, Денис – особенный чел, уникальный, и его ждет очень важная миссия, которая перестанет быть для него секретом, как только он достигнет совершеннолетия, станет взрослым (на вопрос когда – отец замялся и сообщил, что в районе восемнадцати лет, чуть раньше или чуть позже, на рубеже тысячелетий). Но в мире существуют очень нехорошие силы, нечисть, колдуны, которые не хотят, чтобы порядок на земле менялся в лучшую сторону, поэтому они ищут того, в чьих силах будет этот порядок изменить. То есть ищут его, Диониса, пока он не стал еще взрослым и пока еще есть возможность затормозить неизбежный ход истории. Нет, их силы не меньшие, а гораздо большие, чем у этой поганой нечисти, но слишком многое сосредоточилось именно на нем, Денисе… и тот… о котором Денису предстоит узнать (и возрадоваться великой радостью)… сам непосредственно не может прийти на помощь, но действует через своих представителей… В общем, придет пора и Денис все узнает… Денис тогда пожал плечами, но любопытствовать дальше не стал: он уже научился не доверять причудам взрослых. Главное, что он мог гулять, где ему заблагорассудится и сколько угодно, заниматься тем, что ему нравилось, в общем – жить, не ведая забот важнее школьной учебы. Всюду в поле зрения за ним следовал ворон Мор, но против его присутствия Денис как раз и не возражал. Однажды под вечер, на Шуваловских озерах, где Денис любил позагорать и поглазеть на девочек топлесс, на пустынном берегу он наткнулся вдруг на человека с собакой. Хозяин был нехорошо пьян, а собака – накачанный мышцами и злобой питбуль, кобель, без поводка и намордника бежал впереди и явно искал объект, на котором можно было сорвать злобу из-за поведения дурака-хозяина. Питбуль бросился на Дениса, но тому даже и не понадобилось ничего делать, чтобы нейтрализовать пса: Мор двумя ударами клювом убил его, пробил череп и успел сожрать почти весь мозг, прежде чем пьяный хозяин врубился, что собаки у него больше нет… Денис, дабы не светиться, тогда «сделал ноги», с Моркой на руках, и тем самым спас от него собачьего хозяина, однако пришлось все рассказать родителям, и отец с дядей Славой полдня рыскали потом, чуть ли не носами роя прибрежный песок, чтобы убедиться в случайном характере происшедшего…
